Илья Самошников. Большое интервью нашего футболиста

— После 25 уже не очень хочется, чтобы день рождения наступал. Он становится грустным праздником, преодолеваешь некую отметку. Раньше ты взрослел, а теперь стареешь.

— Чувствуешь себя на этот возраст?
— Если честно, по ощущениям мой футбольный возраст, наверное, лет 20. Я будто заново расцвёл. Да и внешне выгляжу молодо. До сих пор везде паспорт спрашивают. Например, когда придёшь Red Bull [энергетический напиток — прим. fclm.ru] взять. Поэтому я стал на заправки заезжать, когда за рулём — не спрашивают.

— С кем комфортнее общаться, с молодыми или теми, кто постарше?

— Часто твой день рождения приходится на какие-то игры или сборы?
— Всегда. До 25 лет день рождения всегда выпадал на сборы, если в сборную подал, либо на официальные игры. Можно сказать, что никогда в жизни день рождения именно 14 числа и не праздновал, всегда позже.

— День рождения — это звонки, поздравления. Отвлекает, если настраиваешься на матч?
— Чем старше становишься, тем меньше звонков. Только от важных тебе людей, пары родственников и всё. Раньше, лет в 15, звонки с 7 утра начинались, причём не только мне, но и маме и ещё кому-то. Сейчас в этом плане более спокойно, может быть, потому что звонки обесценились, и многие просто кидают SMS с пожеланиями, ну или «голосовуху» запишут. А так, если игра именно в этот день, вообще не думаю, что это мой день рождения. Я настраиваю себя полностью на матч, он будет на первом месте в любом случае.

— Был ли какой-то особенный презент?
— Я спокойно отношусь к подаркам. Всегда жене говорю, что ничего дарить не надо и не стоит тратиться. Если что-то нужно, я лучше сам заеду и куплю, зачем гадать, чего мне хочется. В последние годы супруга делает сюрпризы: например, детские фотографии на шариках, что-то такого плана. Это больше запоминается, чем какой-то подарок.

— А в детстве наверняка ведь что-то особенное просил?
— Родители давали мне максимум того, что у меня могло быть. Не могу сказать, что чего-то прямо очень хотелось. Максимум мог у отца приставку попросить. Всегда говорил, что мне ничего не надо, у меня всё есть.

— Отмечаешь праздник с размахом?
— Нет, я спокойно отношусь к своему дню рождения, никогда в жизни вечеринок не закатывал. Максимум могли где-нибудь собраться с семьёй — мама, брат, жена, дети. Этого вполне достаточно, просто посидеть, отметить.



— Ты родился в ноябре. Есть такая теория, что ноябрьским и декабрьским футболистам сложнее пробиться, потому что они родились в конце года и младше ровесников. Не чувствовал, что отстаёшь по развитию в своем годе?
— До 11 класса я был самым маленьким — и в школе, и в футбольной академии. Рост был 170, дай бог. Но у меня никогда не было ощущения, что в чём-то отстаю. Первый тренер, ещё когда играли от штрафной до штрафной, всегда ставил меня рядом с самым высоким футболистом. Вероятно потому, что у меня врождённая скорость, и мне было с ними проще играть, чем кому-то другому, хоть я и был на 2-3 головы ниже. Так что проблем с тем, что я младше, никогда не было.

— А характер не мешал?
— Было такое. В академии я мог запросто поругаться с тренером. Бывали случаи, что это вообще не было связано с футболом, а именно с тем, что у меня характер — не сахар.

— Находил ли силы извиниться, если понимал, что неправ?
— Если считал, что перегнул и неправ, то пытался выйти на диалог с тренером, чтобы понимать, в чём именно я провинился, и как поступать в той или иной ситуации, чтобы это как-то загладить, и чтобы я играл.

— Доходило до отстранения от турниров, поездок?
— Чтобы настолько — наверное, нет. На турниры меня всегда брали, но иногда не играл именно из-за своего характера, а не из-за того, что не хватало каких-то футбольных качеств. Я долго с этим боролся. Раньше у меня было очень много карточек, мог за сезон пропустить по 6-7 игр. В большинстве случаев это было связано не с фолами, а именно с языком, потому что я мог вспылить, поругаться с судьёй или ещё с кем-то.

— Сейчас потихонечку избавляешься от этого, верно?
— Вроде более-менее совладал с этим, да. Понятно, что на поле эмоции превалируют, и в каких-то ситуациях всё равно будешь спорить с судьей, пытаться ему что-то доказать. Но сейчас это будет уже более спокойно, чем раньше.

— Был ли в твоей карьере момент, когда понимал, что футбол, может, и не бросишь, но уже вряд ли дорастёшь до Премьер-лиги?

— Смерть папы как-то повлияла на твою карьеру?
— Да, это и был переломный момент, о котором я никогда в жизни не забуду. Я понимал, что мне нужно максимально быстро встать на ноги, что я ничего не умею, кроме футбола, он всегда был на первом месте. Это сейчас я понимаю, что надо было совмещать учебу и футбол. Но тогда у меня не было пути к отступлению, не было плана Б. Было осознание, что только благодаря футболу могу хоть как-то помочь своей семье выбраться из ситуации, в которой мы оказались. Крутился, как мог. Играл на КФК, выступал на матчах ЛФЛ, где платили какие-то гонорары за приезд и победу. Старался где-то и 11 на 11 поиграть. У меня в неделю могло быть по 4 матча, и в будние дни, и в выходные. Но мне было без разницы.

— Но всё же, если не футбол, то что?
— Если честно, я никогда не думал об этом. Даже когда посещали мысли, что никогда в жизни не попаду в Премьер-лигу, я не представлял, как сложится моя судьба, если я закончу с футболом. Наверное, я всё равно жил бы футболом так или иначе. Те же игры 8 на 8, «минька», что-то ещё. В любом случае двигался в этом направлении и всё равно какую-то копейку бы получал, а там кто знает.

— Любительская лига закалила?
— Конечно! Там есть одарённые и хорошо оснащённые в футбольном плане игроки, и молодые, кто пока не пробился в большой футбол, и многие из тех, кто закончил. Но были и те, кто просто рубились изо всех сил, а не играли. Из 16 команд 5-6 играющих, а остальные… Дай бог ноги унести. Я там серьёзную травму получил, долго восстанавливался, и потом ещё были остаточные явления, приходилось бороться. Благо, тогда ещё был жив батя, он мне помог.

— Что за травма?
— Бил по воротам, и мне попали прямо в опорную ногу, как говорят, «поймал лося». И вышло так, что там была не просто гематома, а по всей ляжке кровь разошлась. Мне её начали откачивать, что и так малоприятно, так еще когда откачали и отек сошёл, в месте удара осталась гематома, такой шарик внутренний. Я не знал, что с этим делать, думал, что просто кровь застоялась. Но при этом она мне не позволяла как следует тренироваться и работать, потому что мышца до конца не включалась.

— Как на это реагировала мама? Боялась за сына?
— Ещё бы. Батя вообще ни одной моей игры не пропускал, всегда везде возил, и мама по мере возможности ездила с нами, поддерживала, но никогда не любила стыки или ещё что-то в этом роде. А я, как уже говорил, не особо уступчивый, и не только в плане характера, но и на футбольном поле. Если кто-то меня обижает, я этого просто так не оставлю. Иногда бывало, что всю игру с кем-то рубился, не мог сдержать эмоций. Конечно, мама очень сильно переживала, но никогда в жизни мне не говорила, что надо заканчивать с футболом. Единственный раз сказала: «Не будешь ходить в школу — не будешь тренироваться». Но потом поняла, что это уже не работает, я всё равно тренировался.



— Как ты всё же смог преодолеть такой сложный путь?
— Я не знаю, как это произошло. Может быть, мне за что-то воздалось, за мою работу, за любовь к футболу, ещё за что-то. На разных этапах помогали в поиске команд. «Велес», «Арарат» — всё это были, скажем так, шаги к моей цели.
 
— В «Арарате», к слову, собрался в момент твоего прихода мегазвёздный состав.
— Не то слово. Когда на первую тренировку приехал, вообще в шоке был. Рома Павлюченко в раздевалку заходит, Марат Измайлов, Игорь Лебеденко, Лёха Рябко. Думаю: «Да ладно, куда я попал? Это точно вторая лига? Вот только их по телевизору видел, кто Нидерланды обыгрывал, кто в Португалии играл. Как я вообще здесь оказался? Как такое возможно?» Наверное, это то, что мне тогда было нужно — попасть на первый профессиональный контракт именно в такую команду. При этом ни об одном из этих футболистов я не могу сказать, что он строил из себя звезду. Да, тот же Лёха Рябко был очень жёстким и требовательным игроком, причём ко всем, неважно — 18 тебе или 30. Он говорил, подсказывал, порой орал, потому что хотел побеждать. Марат Измайлов — магия на футбольном поле, но и за его пределами он был очень человечным. Как-то подходит ко мне и запросто так говорит: «Илюха, я живу в Сокольниках, если хочешь, приезжай, восстановимся в баню сходим». А мне 20 лет, я впервые в жизни вижу таких футболистов и не могу поверить в то, что это со мной реально происходит!

***

— Быстро вливаешься в новый коллектив?
— Мне это не свойственно. Я и сейчас, даже если знаю 50-70% ребят, все равно буду ходить, молчать и улыбаться. Леонид Викторович Слуцкий даже говорил в одном из интервью, что не знает, как звучит голос Самошникова. Потому что я действительно в этом плане закрытый, и мне сразу выйти на контакт с людьми очень тяжело. У меня с детства такой характер, в отличие от брата — тот в любую компанию попадает и через 20 минут будет со всеми общаться. А я не могу так. Хожу, улыбаюсь, изучаю, играю в футбол. Потом постепенно с кем-то по чуть-чуть схожусь. Но в каждой команде был человек, который помогал мне более-менее раскрываться, и всегда это был человек старше меня. Когда я попал в «Рубин», им стал Дима Тарасов. Он мне тоже очень сильно помог хотя бы начать разговаривать с кем-то. Плюс были жизненные ситуации, когда я с ним советовался, как со старшим товарищем.

— Каждый раз, когда ты переходил в команду рангом выше, сильно ощущалась разница в уровне?
— Знаете, как это работает? В моей ситуации было так: я переходил из команды второй лиги, где мы проиграли всего одну игру, и то она была последней, и всё уже было ясно, мы за несколько туров до конца всё решили. Потом я попадаю в «Шинник», и 7 туров вообще не выхожу на поле, а в трёх даже в заявку не попадаю, на выезды меня с собой не брали. Тогда мне казалось, что вторая и первая лиги плюс-минус одинаковые, не было колоссальной разницы. В «Торпедо» уже были другие условия, другие футболисты. Там Саня Рязанцев играл тогда, Игорь Лебеденко, Ваня Сергеев был, который забивал в каждом матче, Рома Шишкин, Серёга Божин, который сейчас в «Факеле» играет. Считаю, что у нас тоже была очень сильная команда для первой лиги. Когда я оттуда уходил, после первого круга ребята шли лидерами, думал, что никаких проблем не будет, чтобы спокойно закончить тот чемпионат на первом-втором месте и напрямую выйти в Премьер-лигу.

— В итоге ты сыграл в РПЛ в составе «Рубина», но потом пошёл на понижение. Обидно было?
— Конечно. Но не потому, что ты опускаешься из Премьер-лиги в первую, а потому, что у нас была очень хорошая команда. Чемпионат мы начали хорошо. И в Лиге конференций мы играли, хоть и вылетели. А потом — просто какой-то провал. Это серьёзный, сильный удар. За год или полтора до этого я попал в сборную, так всё хорошо шло, а тут — бац, и ты в первой лиге. И ты думаешь: «Блин, а что я делаю не так?»  Потом, когда эмоции утихают, наступает период осмысления. Есть такая хорошая фраза, всегда её буду повторять: «Лучше сделать один шаг назад, чтобы потом сделать два шага вперед». Наверное, в тот момент я смирился с тем, что мы вылетели и осознал, что должен остаться здесь, помочь команде вернуться в Премьер-лигу. Головой я понимал, что хочу уйти, но душой и сердцем не хотел оставлять команду, чувствовал ответственность за то, что тоже причастен к тому, что она оказалась в первой лиге, и понимал, что там будет.  


— Не жалеешь, что остался?
— Нет. Сейчас, когда уже столько времени прошло, наоборот, я даже рад, что остался, что мы вышли, и вышли с первого места. Как бы трудно нам ни было в течение сезона, мы добились того, о чём договаривались с ребятами изначально: всем вместе приложить усилия, двигаться от игры к игре, и просто взять — и вернуться сразу, за один год. И свой гештальт я закрыл. Когда я уходил в «Локомотив», мы уже решили задачу, поэтому я всё делал со спокойной душой, никогда ни от кого ничего не скрывал, и в клубе знали о том, что по окончанию сезона я, скорее всего, покину команду. Неизвестно куда, неизвестно как, но уйду. Казань — прекрасный город, но я такой человек, что мне нужны были перемены, потому что слишком много эмоций я там оставил. И не факт, что нашёл бы ещё какие-то дополнительные эмоции на следующий год, два или три.

— Какие были варианты продолжения карьеры?
— Вообще слухи о разных командах появлялись ещё за полгода до окончания контракта. Но я играл в первой лиге, и верить всему, что пишут, было бы неправильно. Это то же самое, как если бы написали, что «Реал Мадрид» хочет Самошникова, потому что у него контракт через полгода заканчивается. Смешно же, согласитесь? Не скрываю, я всё это читал, мне было интересно, я рассматривал разные варианты, но окончательный выбор мог сделать только тогда, когда закончится чемпионат, когда я пойму, что выполнил свою миссию. А так, чтобы заранее, с зимы начинать перебирать — нет, такого не было.

— Европа фигурировала?
— Рассказов про Европу было много ещё со времен «Рубина». Могу честно сказать, что у меня был оффер от «Страсбура». На тот момент они боролись за выживание, но на следующий год заняли третье или четвёртое место, попали в еврокубки. Но их предложение было очень маленьким, и «Рубин» оно не устроило, поэтому его даже особо не рассматривали. Ещё был вариант с «Арминией», когда она вышла в Бундеслигу. Это я точно знаю, потому что напрямую общался с главным тренером. Но потом произошла ситуация, о которой все знают, и возможность сразу же отпала.

— Смог бы адаптироваться за границей? Тем более без знания языка.
— Думаю, да. Зато мне ни с кем разговаривать не придётся, раз языка не знаю. Можно просто спокойно играть в футбол. Мне главное понимать, что на поле показывают, и всё. К тому же большинство из тех, кто уезжают, учат язык уже там. Думаю, там это сделать проще, чем здесь, все на нём общаются. Не буду врать, что всегда мечтал о Европе, о грандах футбола, что всегда хотел попасть в Англию, потому что болею за «Манчестер Юнайтед». Я пришёл к тому, что надо быть реалистом, и если реальный вариант появится, то я сяду со своей семьёй, со своим окружением, взвешу все за и против и обдумаю этот вариант.

— То есть тебе нравится английский стиль игры?
— Я с детства смотрю Англию, Италию, мне такой футбол близок. Кости летят, щитки ломаются. Это же вообще самый прекрасный футбол.



— Расскажи о своём переходе в «Локомотив». Медосмотра не боялся?
— Ох, эти медосмотры. Мне как-то вообще сказали, что в футбол осталось играть максимум год. Я ответил: «Посмотрим». Правда, это было уже несколько лет назад, а я всё пылю. Вообще не было такого, что у меня обнаружили что-то и объявили: «Всё, ты не можешь играть в футбол». Давайте будем честными: я говорил и буду говорить, что, условно, из 40 игр в сезоне играю 38. Почему какой-то медосмотр может мне загубить переход? Мы же все видим, кто где играет. В «Рубине» я пропустил 3-4 игры, и то это были мышечные травмы. У меня никогда не было проблем, о которых везде пишут, будто я не прошёл тот или иной медосмотр. Если я знаю, что у меня нет проблем с чем-то, если я спокойно могу тренироваться и играть, не пропускаю в недельном цикле тренировки, знаю свой организм, знаю, что это мне не мешает, почему какой-то медосмотр должен меня пугать?

— То есть в «Локо» всё прошло нормально?
— Да, я проходил и медосмотр, и тест, и с доктором в «Локомотиве» напрямую общался, рассказывал момент получения травмы 4 года назад и как проходила моя реабилитация.
Сейчас я занимаюсь только профилактикой, чтобы у меня вообще не было проблем. Могу сказать, что уже года три — три с половиной как вообще забыл, что у меня эта травма была. Разумеется, она была, но в моей голове её нет, и на футбольном поле это никак не проявляется.

— Когда попал в «Локомотив», что почувствовал?
— Что «Локо» — топ-клуб. Уровень сразу бросается в глаза, начиная от клубной базы и тренировочных полей до тренажёрного зала и питания. Созданы максимальные условия для того, чтобы ты играл, восстанавливался.

— Команду тренируют легенды клуба — Лоськов, Пашинин. Есть какая-то специфика?

— В межсезонье команду покинул ряд лидеров. Не было мыслей внутри коллектива, что придётся тяжело в новом сезоне?
— В этот момент как раз и проявляется характер команды, характер коллектива. На фоне того, что ты теряешь большое количество лидеров, этим лидером становится не кто-то индивидуально, а вся команда. Вы становитесь одним костяком, кулаком, который будет биться, бороться на каждом участке поля. Что-то может не получаться, но никто не будет бегать, пихать, орать на тебя, а наоборот, будет подбадривать и помогать.


— Вы собираетесь после матчей, это помогает сплотиться?
— Да. Какая бы игра ни была, какой бы результат ни был, вы всё равно остаётесь коллективом, знаете, что можно что-то обсудить. Я с этим уже тоже сталкивался, для меня это не новшество, считаю, что это вполне нормальная практика. Такие встречи делают нас дружнее.

— После неудачных матчей не начинается поиск крайнего?
— Нет, у нас такого не может. Не буду рассказывать, что в раздевалке происходит, но суть в том, что у нас каждый за каждого, мы делаем одно дело, выигрываем вместе и проигрываем вместе. У нас не может быть такого, что тут один человек виноват, там другой виноват, там выиграли из-за этого, тут проиграли из-за того. Мы один цельный коллектив, проигрываем и выигрываем вместе.

— Наир Тикнизян, будучи дисквалифицированным, ездил на матч в Ростов-на-Дону. Ты пропускал матч «Зенитом» и всё равно полетел в Санкт-Петербург.
— Полёт в Питер был моим личным решением, никто меня не заставлял. Я сам подходил к Михаилу Михайловичу и просил, чтобы меня взяли, по той простой причине, что это очень важный матч сезона. Мне было важно это сделать, я хотел находиться рядом с командой в этот трудный момент. Если бы пришлось сделать это ещё 15 раз, я бы поступил точно так же.

— Сейчас в команде много молодых. Как они себя ведут? Не наглеют?
— Да нет, на самом деле у нас все молодые ребята спокойные, хорошо в футбольном плане оснащённые. Моменты бывают, но они у всех бывают. Даже у меня, как вы говорите, дядьки, тоже бывают моменты, когда нужно кого-то выслушать, получить совет. Например, я могу к Диме Баринову обратиться, и он поможет, посоветует, поговорит, пообщается. Это нормальная практика. Если ты видишь, что молодой ходит грустный, ты к нему подойдёшь после тренировки, спросишь, что случилось, и попытаешься помочь. Наверное, потому что мы — команда. Я уже не такой молодой, есть ребята гораздо моложе и хочется им помочь. Считаю, мне есть, что подсказать, я достаточно много прошёл, огонь, воду и медные трубы. Я всегда только за диалог и надеюсь на то, что ко мне прислушаются, но никогда никого не заставляю. Всегда говорю: «Если мой совет тебе не подходит, просто выброси его и забудь».

— В прошлом сезоне Батраков уже привлекался к основе. Мог предположить, что человек так быстро может выстрелить?
— Как тебе атмосфера в плане шуток и подколов? Помню, в самом начале ты записал видео с призывом покупать абонементы, которое стало мемом. Ребята травили?
— Ещё как-то Георгий Черданцев называл тебя в репортаже Свешниковым.
— До сих пор так называют. Даже Михаил Михайлович иногда. Но что с этим сделать? К этой ситуации спокойно отнёсся, не впервой. И фамилию могут перепутать, и имя, вместо Ильи — Игорем назвать. Без обид.

— У многих ребят активные соцсети. Следишь за ними?
— Так или иначе это всё это «форсится», попадает в Telegram. Но чтобы прямо следить — такого особо нет. Вот недавно, правда, увидел, что Карпукас завёл большого кота. Спросил — с чего вдруг решил, да как кот себя ведёт, на этом всё.

— А сам как относишься к соцсетям?
— Я пытался, у меня даже Telegram-канал в какой-то момент был, что-то стабильно выкладывал. А сейчас они мне нужны под настроение.

— Розыгрыши какие-то в команде практикуются?
— Разные, но всё по-доброму. Могут на лобовое стекло машины что-то положить, двери открыть, нарисовать какую-нибудь ерунду. Достаточно разных моментов было. Но я не попадал, только смотрел и смеялся. Наблюдал со стороны, не участвовал нигде.

— В этом сезоне очевиден прогресс. С чем это связано?
— Трудно назвать какие-то конкретные факторы. Этот вопрос будет правильнее задать Михаилу Михайловичу Галактионову и тренерскому штабу, чтобы они показали, объяснили, почему в этом году так, а в прошлом было иначе. Но я очень рад, что в этом году всё сложилось, что я помогаю команде, что мы вот так движемся. Думаю, не может быть недовольных людей в этом вопросе. Для меня всегда было важно играть. Я всегда получаю удовольствие от того, что играю и от того, что могу помочь команде, а со скамейки-то особо не поможешь.

— К тебе стало больше внимания — как это проявляется? Часто просят интервью?
— Вижу, что видеонарезки где-то выкладывается с моим участием, что-то где-то говорят, но моя жизнь из-за этого никак не поменялась. За большими интервью ко мне не обращались, все знают, что я не любитель их давать. Даже вам согласился дать интервью только спустя два года. Наверное, это не моё.

— Как, кстати, ребята относятся к тому, что в микст-зоне начинают спрашивать не только про матч, но и про другие темы, не относящиеся к футболу? Про алкоголь, траты в месяц и так далее.
— Для меня это немного странно. Какая разница, сколько я пива или вина могу выпить после игры, могу ли я его выпить или я вообще не пью? Тем более в микст-зонах, сразу после матчей. У какой-то команды негативные результаты, у какой-то — позитивные. Если выиграл — можешь и на отстраненные темы поговорить, ну а если проиграл? Ещё частый в последнее время вопрос — «Сколько ты тратишь в месяц». Но тут нет правильного ответа, который устроил бы всех. Скажешь мало — напишут, что обманывает. Скажешь много — скажут, что зажрался. И вот как на него ответить, чтобы тебе ничего не прилетело? Просто пройти и промолчать. При этом я очень уважительно отношусь к профессии корреспондента, журналиста. У них своя, очень важная работа. Стараюсь не отказывать в комментариях, но хотелось бы говорить больше о футболе, особенно после матчей. Хотя вот я сейчас говорю, что вопросы странные, но мне их, кстати, пока не задавали. Наверное, про меня неинтересно (смеется).



— Как ты готовишься к матчу? В день игры никаких мыслей, кроме футбола?
— Я спокоен в этом плане. Когда игра вечерняя, могу посмотреть какой-нибудь фильм. Но к матчу я готовлюсь всегда. Просто каждый делает это по-своему.

— А что происходит после поражений? Трогать не стоит?
— Хотите сказать, что я злой? Все просто знают, что так делать не нужно. Раньше, если мы проигрывали, никто не писал и не звонил, потому понимали, что я не буду ни с кем общаться. Сейчас мама обязательно напишет, какая бы игра ни была. И в целом сейчас я спокойно к этому отношусь, могу пообщаться. Как-то был у нас диалог с одним человеком, который сказал мне: «Можно понять твоё состояние после проигранной игры, но нельзя приносить это домой, переносить на своих близких, оставь эмоции в раздевалке и готовься к следующей игре. Следующую игру выиграете, и ты будешь радостный».

Помните, была ситуация с «Краснодаром», когда мы проиграли, и в сеть фотографию выложили, где я улыбаюсь? Но я же не могу ходить и плакать, правильно? Я уже никак это не исправлю. И чем больше я буду себя загонять и грустить, тем хуже мне будет в следующем тренировочном процессе, потому что я буду на негативе. Негатив никогда не отражается на человеке хорошо. Да, ты расстраиваешься, у тебя эмоции, ты злишься, но я стараюсь это оставить в раздевалке после игры, чтобы не нести домой, потому что там ждут жена и дети.

— При этом даже после удачных матчей ты практически не радуешься. Это из-за того, что оставляешь на поле все силы?
— Всегда по-разному. Иногда даже после победных матчей я хоть и радуюсь, что мы выиграли, но могу быть недоволен тем, как сыграл я сам. И таких моментов очень много. В ситуации с игрой против «Динамо», когда меня заменили из-за повреждения, я очень сильно перенервничал, испугался за свое состояние. Был очень рад за команду, но всё равно переживал, что могу выпасть и потерять какое-то время. Особенно сейчас, когда мы все в хорошей форме, не очень хотелось бы выпадать и заниматься лечением. И таких ситуаций много.


— Матч со «Спартаком» — лучший в карьере?

— Все говорят про твои ауты и скорость, хлесткий удар. А в чём надо прибавлять?
— Удар чаще срезается (смеётся). А прибавлять надо во всём! Нет пределов совершенству, тем более для футболиста. Всё, что угодно возьми — в одном моменте может получиться, а в другом нет. Поэтому главное — стабильность. Как говорил Брюс Ли: «Я не боюсь того, кто изучает 10 000 различных ударов. Я боюсь того, кто изучает один удар 10 000 раз». К примеру, когда я попал в «Рубин» и стал левым защитником, Слуцкий заставлял меня после тренировки оставаться и по часу с левой ноги подавать, чтобы я навык отработал. И так с любым техническим моментом. А вот ауты — это врождённое, я никогда их не тренировал, всегда было так, что далеко кидаю. Так же с бегом, никогда его дополнительно не тренировал, правильный бег не ставил. Я родился таким, ничего с этим не делал, никак это не развивал.

***

— Ты долго не вызывался в сборную, но в итоге вернулся. Какие ощущения?
— Всегда счастлив, когда меня вызывают в сборную. И какая бы ни была ситуация, для меня это всё равно сборная страны, и играть за неё огромная честь. Я всегда только с радостью и с максимальной самоотдачей еду туда. Никогда не скажу, что «не хочу, не поеду, не буду» из-за того-то или из-за этого. Если у меня есть шанс поехать, то я буду стараться приложить максимум усилий, чтобы там оказаться.

— На октябрьском сборе не было матчей, только открытая тренировка с детьми.
— Но ты же всё равно получаешь эти эмоции! Для детишек это было вообще вау! И неважно, сыграл ты или нет: мы тренировались, увиделись с ребятами, пообщались, это тоже дополнительные впечатления, смена привычного ритма идёт тебе только на пользу. В сборной ты перезагружаешься. Во Вьетнаме сыграть не удалось, но я всё равно рад, что слетал. Назовите мне футболиста, для которого сборная не является честью. Лично я всегда счастлив.

— Вернёмся в прошлое. Когда тебя вызвали в первый раз, ещё перед Евро-2020, это удивило?
— Да, конечно, очень сильно. На тот момент сборная была довольно возрастная, ещё Юрий Валентинович [Жирков — прим. fclm.ru] играл. Для меня это было удивлением, но в то же время я этого хотел, я к этому шёл и был очень рад этому вызову. Сильно расстроился, когда не попал в окончательный список на Евро из-за травмы.

— В первые дни вас немножко «поддушил» Георгий Джикия…
— На самом деле, он не то, чтобы придушил… Он подошёл во время интервью со словами: «Два дня в сборной, а уже раздаёшь интервью?» Ну а потом выяснилось, что мы соседи, я из Реутова, он из Балашихи, и всё, общий язык нашёлся. Как я уже говорил, мне тяжело даётся общение в новом коллективе. Да, я дружил с Дэном Макаровым, потому что мы играли в одной команде, с кем-то ещё понемножку, но именно Джика в тот момент стал для меня человеком, который всегда шёл на контакт, не зная, кто я, что я. Да что там человек, человечище. А так, конечно, мне было непросто. Я всего лишь первый год в Премьер-лиге был и сразу в сборную попал, а там такие футболисты! Время другое было, сейчас-то она моложе стала, а тогда я самый молодой по факту был.

— Кстати, о Денисе Макарове. Недавно заметил любопытный эпизод в матче с «Динамо»: ты нарушил на нём правила, но сразу же хорошо поговорил. Это потому, что вы дружите?

— Вам легко разобраться, где человек специально нарушает, а где, скорее всего, не успел?
— Конечно. Это видно невооружённым взглядом. И для меня очень неприятный момент был на чемпионате мира, когда Паредес со всего размаха бьёт мячом по скамейке запасных Голландии. Ну зачем ты это делаешь? Видно же, что ты делаешь это специально, для чего? Зачем нужно провоцировать? Да, это всё есть, есть такие футболисты, и в футболе всякое бывает, но суть в том, что когда есть риск нанести тяжёлую травму человеку, нужно подумать о том, готов ли ты был бы потом восстанавливаться после этой травмы. Наверное, в моём случае было много грубостей на поле, но нельзя сказать, что я был провокатором.

— С возрастом стал сдержанней?
— Думаю, да. В моменте, когда меня откровенно провоцируют и бьют, я пытаюсь себя сдерживать. Взять ситуации, связанные лично со мной, в Нижнем Новгороде или с «Рубином» — я чуть покусался с кем-то, мы посмотрели друг на друга, сказали пару ласковых и разошлись. Раньше, когда мне было 20-22, я бы полез в драку, стал толкаться и тому подобные вещи. Но, честно скажу, недавняя ситуация с Лёхой Батраковым и Мантуаном, когда Лёха лежал и корчился от боли (а я знаю, что это такое, проходил не один раз), и человек пытается продолжать игру — там бы, может быть, шторка захлопнулась, и могло всё что угодно произойти. Так нельзя делать. Да, эмоции, да, важный матч, такой накал, все хотят выиграть, все хотят победить, но ты себя на его место поставь! Ты бы так лежал, корчился от боли, а кто-то бы начал разыгрывать. Твоё состояние было точно таким же, как у всех остальных, и это бы ничего не поменяло, был бы тот же конфликт, та же злоба, страсть, искры и подобные вещи.

***

— Были ли у тебя какие-то признаки звёздной болезни?
— Я не могу сказать за себя. Может быть, моментами что-то проскакивало в плане общения, характера и так далее, потому что я думал, что вот он — момент, которого я достиг, теперь я тот, кем хотел быть когда-то. Возможно, кто-то со стороны скажет, что да, было такое, у него была звёздная болезнь. Честно скажу, я всегда пытался этого избежать, но понимал, что такой момент может наступить и нужно, чтобы меня кто-то одёрнул. По факту меня никто не дёргал, но мне кажется, что заскоки в этом направлении у меня были, и даже в плане общения это проявлялось. Надеюсь, это никого не обидело.

— На поле и в жизни ты очень разный?

— То есть и в жизни ты тоже резковатый, на жену прикрикнуть можешь?
— Нет, с женой, кстати, за всё то время, что мы вместе, не было таких ссор, чтобы мы друг на друга орали.

— Получается, что с женой всё-таки ты немножко другой?
— Была ситуация, когда они с дочкой ездили на канатную дорогу, и дочка увидела, как мужчина орал на свою жену. У неё было такое удивлённое лицо, ведь в нашем доме она никогда такого не видела. Моя дочь и мой сын растут в обстановке, где нет никаких криков, разбирательств, драк и тому подобных вещей. Да, у меня может быть плохое настроение, я могу быть злым, но, наверное, мы настолько друг друга изучили, что всё это остаётся за пределами дома. Я могу прийти домой, сходить в душ и смыть весь негатив, чтобы дома всё было идеально.

— Насколько непросто быть женой футболиста? Это же постоянные переезды.

— Она не жалуется?
— Пару раз было, куда без этого?

— В футболе разбирается?
— Она начала его смотреть, может и разбираться начала. Что-то говорит после матчей. Я всегда прислушиваюсь к тому, что говорят, мне интересно, что люди думают, где я мог сыграть лучше. Особенно к жене, как не прислушаться?

— Ты романтичный человек?

— Жена за это не ругает?
— Бывает, конечно. У неё, например, романтическое настроение, ей хочется чего-то эдакого, а тут я прихожу такой: «Романтика? Чего? Нееет».

— Меняться не собираешься?
— Я хотел бы это сделать, но мне такое очень тяжело даётся. Никогда я не был романтичным человеком, чтобы какие-то сюрпризы преподносить или тому подобное. Спорт всегда был для меня на первом месте. Нет даже примеров того, как быть романтичным, всё шло по накатанной, и в 18 лет, и в 19. Может быть, из-за этого не заложилось никакой романтики. У многих в это время отношения, гулянки, а у меня было чуть по-другому. Разумеется, я гулял с ребятами, как-то же надо было отвлекаться, но чтобы с девочками встречаться — нет.

— Как тебя изменило отцовство?
— Стал более сентиментальным, мягеньким, удобненьким даже.

— На жену не кричишь, а на детей приходится прикрикнуть?
— Бывают такие моменты, когда хочется, но подсознательно всё равно стараешься попытаться поговорить и нормально мысль донести. Никому же не пойдёт на пользу, если на тебя будут орать, правильно? Какой смысл?

— Появилось ли у тебя некое разделение? Футбол — это важно, но дети, семья — это другое?
— Всегда хотел сказать эту фразу: «Моя семья напрямую зависит от моей карьеры». Наверное, появилось разделение в том плане, что ты уже не бредишь футболом и не разговариваешь постоянно только о нём. Можно поговорить о чём-то другом, что-то посмотреть, что-то сделать, с детьми погулять. Наверное, в этом плане да, изменилось. Но в целом, когда я здесь, я полностью погружён в футбол, а когда приезжаю домой, то пытаюсь быть полностью погружён в свою семью. Мне кажется, это так и должно работать. Бывают моменты, когда здесь что-то не складывается, ты приносишь это туда и ждёшь поддержки. И то же самое, когда там ситуация какая-то, ты приходишь сюда и видишь позитив от ребят, черпаешь его. Наверное, это так работает, да.

— Сына собираешься в футбол отдавать?

— А дочка уже занимается чем-то?
— Да, она учит китайский и английский языки.

— А как же спорт?
— Ну, мы попытались, у жены тоже спортивное прошлое, гимнастика. Вот она и хотела, но дочь у нас более творческая, спорт — это не её. Ей лучше порисовать, полепить, она сама захотела изучать китайский и английский, то есть сразу два языка. Работает с логопедами, ходит на подготовку к школе, там занятий выше крыши. Я бы не выдержал, честно, а ей всё это нравится.

— Видели твои фотографии с рыбалки. Это любимое хобби?
— В детстве очень часто ездил на рыбалку, но потом как-то не складывалось. Сейчас это бывает очень редко, потому что кроме меня в семье никто рыбалку не любит, а я стараюсь по максимуму проводить все свои выходные дни с семьей. Может, со временем сына приучу.

— Как насчёт путешествий?
— Летом был в Китае, но так получилось, что мы с семьёй должны были лететь на 10 дней, а в итоге на пятый улетели обратно, потому что у сына поднялась температура. Но даже пяти дней хватило, чтобы понять, что это очень интересная страна. Мне очень понравилось. Хотелось бы ещё раз слетать, в разных городах побывать, хотя бы дня по три-четыре. А ещё в последние месяца полтора-два очень сильно хочу в Японию. Может быть получится слетать, как раз через Китай, на два-три денёчка заехать, говорят, там очень красиво, и я очень хочу туда попасть. Вопрос, попаду ли?

— В будущем хотелось бы больше путешествовать?
— Наверное, да. Но сейчас в планах поставить детей на ноги. Когда дети на ноги встанут, можно попутешествовать.

— Ты не совсем типичный футболист в том плане, что у тебя татуировок и серёжек, и волосы ты не красишь. Были когда-то мысли на этот счёт?

— Жена влияет на выбор одежды, имидж?
— Она меня и одевает. На момент, когда мы познакомились, я носил узкие джинсы и вообще всё обтягивающее, приталенное. Хотя посмотрите на меня — какое мне приталенное? Везде кости торчат, мышц нету. Она меня подвела к оверсайзу, и мне стало комфортно в этом. Всё, что из последнего я себе покупаю, штаны, джинсы, кофты — они всегда шароварные, большие, висячие. Мне сейчас это больше нравится.

— А классика? Пиджак с брюками хоть раз надевал в жизни?
— Да, на венчание. Бывают моменты, когда можно что-то из классики надеть, в ресторанчик, или на какое-то мероприятие. Не знаю почему, но мне никогда это не нравилось, хотя всегда говорили, что мне идёт. Был момент, когда я пытался перестроиться на так называемую классику, хотя бы немножко, слезть с этих спортивных костюмов, походил в джинсах, покупал какие-то кардиганы, рубашки и тому подобные вещи, но мне это очень тяжело даётся. И, наверное, я к этому вряд ли приду когда-нибудь окончательно.

— Может, время ещё не пришло?
— Возможно, около сорока и буду в жилеточке с бабочкой (смеётся).

— Кем ты видишь себя лет через 15? Тренером или, может быть, футбольным экспертом?
— Экспертом вряд ли бы стал. Я не любитель разговаривать, либо просто не умею, пока не определился (смеётся). В роли тренера тоже пока себя не вижу. Я готов работать с детьми, просто вопрос в том, как с моим характером всё это совместить. Это будет очень тяжело. Ругаться и кричать тоже не очень хочется, особенно на детей. Но в будущем всё может быть, почему нет?

— Имеет смысл спросить об этом, когда тебе будет 30?